Кривулин, Виктор Борисович

Материал из Википедии — свободной энциклопедии
(перенаправлено с «Виктор Борисович Кривулин»)
Перейти к навигации Перейти к поиску
Виктор Кривулин
Виктор Кривулин (1992)
Виктор Кривулин (1992)
Псевдонимы А. Каломиров и Арк. Бережнов
Дата рождения 9 июля 1944(1944-07-09)[1][2][…]
Место рождения
Дата смерти 17 марта 2001(2001-03-17)[1][2][…] (56 лет)
Место смерти
Гражданство  СССР
 Россия
Образование
Род деятельности поэт, прозаик, эссеист
Язык произведений русский
Премии Премия Андрея Белого (1978)
Награды
Логотип Викисклада Медиафайлы на Викискладе
Логотип Викицитатника Цитаты в Викицитатнике

Ви́ктор Бори́сович Криву́лин (9 июля 1944[1][2][…], Кадиевка, Ворошиловградская область — 17 марта 2001[1][2][…], Санкт-Петербург[3]) — русский поэт и прозаик, эссеист, редактор, критик, литературовед, культуролог, переводчик[4]. Один из главных представителей ленинградского андеграунда[5]. Вице-президент питерского ПЕН-клуба. Член редколлегии журнала «Вестник новой литературы».

Детство, юность, учеба

[править | править код]

Отец, Борис Афанасьевич Кривулин, родился в Вологде, был кадровым политработником, старшим батальонным комиссаром, служил в 123-й стрелковой дивизии с момента её создания, в том числе во время Финской войны. В начале ВОВ дослужился до комиссара штаба дивизии.

Мать, Евгения Борисовна, наполовину еврейка, наполовину полька (по некоторым данным, родом из польской шляхты) — до войны была медсестрой в больнице завода «Арсенал». После начала войны добровольно отправилась в 168-й медсанбат, позже — была назначена фельдшером в отдельную автороту. Капитан медицинской службы.

В раннем детстве заболел полиомиелитом. Преодоление болезни стало одной из основ характера, интерпретирующего препятствия как вызов[6].

Ольга Седакова поэт, литературовед, критик:

Никто из тех, кто общался с Кривулиным, не вспоминал о его увечье, о той боли, с которой он с детства жил – казалось – как ни в чем не бывало, ничуть не напоминая при этом героев самопреодоления. Мы просто забывали, чего это стоит. И – с благодарностью ему – не будем вспоминать и дальше. [7].

Окончил школу № 67 (бывшую 1-ю Петербургскую гимназию), где учился далеко не блестяще и где стал рано сочинять стихи.

С 1962 посещал литературное объединение, которым руководил Глеб Семёнов. Но очень рано понял, что из себя представляет советская литература. Первые юношеские стихотворения по инерции ЛИТО вошли в сборник поэтов Дворца пионеров «Голоса юных», затем появились в журнале «Советский Союз» (1962). Но в этом же году состоялась первая публикация в самиздатском сборнике «Лай», в 1964 в сборнике К. К. Кузьминского и Б. И. Тайгина «Антология советской патологии», затем в 1966 — в альманахе «Звенья».

Никаких иллюзий не было и по поводу советской власти. Повинуясь импульсивному решению, незадолго до защиты диплома подал заявление о выходе из комсомола, что в дальнейшем вызывало некоторые препятствия при устройстве на работу. Его студенческие работы о Хлебникове, Баратынском, Анненском привлекли внимание литературоведов, в том числе Д. Е. Максимова, связывавшего с очень способным студентом большие литературоведческие надежды. Но Кривулин очень рано выбрал поэзию.

Михаил Берг, писатель, литературовед, критик:

На филфаке ЛГУ Кривулин учился недолго на английском, а затем на русском отделении (о роли отца с гирляндой орденов для зачисления на филфак Кривулин упоминал редко). Студенческие работы о Хлебникове и Андрее Белом, как и диплом о литературе русского модернизма, казалось бы, говорят о довольно точно и рано выбранном русле интересов. Но блеска не было, литературоведческий талант еще не раскрылся, хотя его научный руководитель Д. Е. Максимов уговаривал Кривулина выбрать между поэзией и наукой, подталкивая, очевидно, к последней. Но Кривулин выбрал первую, так как поэзия в середине 60-х была главпечкой по производству культурных звезд (если вспомнить неологизмы Сережи Стратановского, еще одного брата по музам, по судьбам). И, помимо потенциального источника успеха, представлялась куда более свободной областью приложения сил для амбициозного гуманитария. А Кривулин, как часто бывает, ощущал себя большим поэтом задолго до того, как им стал[5].

В 1967 году окончил филологический факультет ЛГУ. Защитил диплом по творчеству Иннокентия Анненского.

Виктор Кривулин в домашней обстановке. СПб, 20 февраля 1990 года.

Был близко знаком со всем сонмом великих предшественников: Т.Г. Гнедич, Л.Я, Гинзбург, Анной Ахматовой, с которой общался в ее последние годы в 1960—65.

После окончания университета недолго работал школьным учителем, редактором-референтом в Доме санитарного просвещения, много лет подрабатывал репетиторством, успешно готовя абитуриентов к поступлению на гуманитарные отделения вузов, в том числе ленинградского и тартусского университетов. 17 лет служил редактором издательского отдела Комитета по здравоохранению Ленинградской области.

Но главным была жизнь внутри «второй культуры».

Вторая культура

[править | править код]

Отчасти совпал вектор общественного движения и вектор личной судьбы и ее воплощения. Очень быстро его квартира на Большом пр. Петроградской стороны стала открытым домом, притягивая все новых и новых посетителей на протяжении десятилетий[6][8]. Каждый вечер здесь появлялись старые и новые друзья и знакомые. От многолетних приятелей по университету до почти случайных знакомых по Сайгону и просто приятелей знакомых. Обладая азартным даром общения, любил знакомить и соединять людей. В частности, был тем, через кого поэты и художники московского концептуализма познакомились с ленинградским андеграундом и его наиболее яркими представителями. Дружил с М. Шейнкером. Близко, но и с оттенком взаимной ревности и конкуренции общался с Е. Шварц, ценил и дружил с А. Н. Мироновым, С. Г. Стратановским, Т. С. Буковской, О. Охапкиным, Н. Л. Подольским, В. Г. Ширали, М.Ю. Бергом.

Татьяна Горичева, философ, соредактор самиздатского журнала «37», критик:

А я к тому времени читала Кривулина в самиздате и так восхищалась — думаю, как это здорово, как это похоже на Мандельштама, на Рильке. И думаю: «только Кривулин может Хайдеггера освоить». Напросилась к нему на свидание, пришла. Меня никто не знал ещё там, во второй культуре. И говорю: «Мне Хайдеггер прислал стихи». Кривулин — мэтр такой — говорит: «Я если сам не переведу — пошлю Ольге Седаковой». Вот так я всех сразу узнала, кто там у нас. Так и получилось. Сам он не перевел и послал Ольге Седаковой. Ольга передала эти стихи во Францию, потому что кто-то из Франции к ней приехал, она перевела на русский, по-моему, с русского они перевели на французский. [9]

И одновременно проявил талант организатора общественного пространства и воодушевления людей. Вел богемный образ жизни, увлекался и легко увлекал других. Но при этом проявлял неукротимую энергию и способность создавать новые формы бытования нонконформистской культуры. В 1974 - один из составителей представительного сборника ленинградской неофициальной поэзии "Лепта"[10], который был предложен для публикации в ленинградское отделение союза писателей, и отказ от публикация стал вехой в самоопределении ленинградского андеграунда.

Генрих Сапгир, поэт:

А уж потом я посетил его большую коммунальную квартиру на Петроградской. Это был поэтический центр, можно сказать, всего Питера. То и дело раздавались телефонные звонки, приходили молодые поэты, появлялись девушки, целые компании. Приехать в Ленинград и не зайти к Кривулину — мы, москвичи, себе этого не представляли... Но еще раньше все же была квартира 37. Там он жил со своей тогдашней женой Таней Горичевой — и тоже было много приходящих, которые делились на поэтов и философов. Философы были по части Тани. Я как-то посидел на очередном философском собрании, показалось скучновато. Помню оранжевый свет абажура на столе с рукописями. Здесь творился самиздатский журнал 37 . И на входной двери — мелом 37. И в памяти — 37 год. Так что все одно к одному[11].

Б.И. Иванов, редактор самиздатского журнала «Часы», критик:

Для того чтобы стать Кривулиным, нужно было… в юности пережить пору “штурма и натиска”, писать вместе со сверстниками манифесты, — а их пишут, когда верят в свое высокое предназначение и хотят перевернуть мир. “Подражая футуристам, мы манифестировали свою гениальность” — так написал Кривулин об этих годах в автобиографических очерках, собранных в книге “Охота на Мамонта”.[6].

В 1970-е - один из крупнейших деятелей литературного и культурологического андеграунда[12]: выпускал самиздатские журналы — с дек. 1975 «37» (редактировал совместно с Т. М. Го́ричевой и Л. Рудкевичем), с 1979 — «Северная почта» (совместно с С. Дедюлиным) и др. Организовал семинар «Культура начала века и современное сознание»)[13].

Татьяна Горичева, философ, соредактор самиздатского журнала «37», критик:

Я вышла замуж за Виктора Кривулина, у нас была большущая подвальная квартира на Курляндской улице, с крысами, с котами. И все, кто выходил из тюрьмы, из сумасшедшего дома, шли к нам туда, в эту квартиру, двери не закрывались, многие прямо в окно входили. Наши семинары были по пятницам: у Кривулина был поэтический семинар, а у меня религиозный, и мы чередовались[9]. .

Принципиальным шагом стало принятие православного крещения; уже до этого - один из активных представителей ленинградской религиозной поэзии (сам именовал ее спиритуальной[14] [15], вместе с Т. М. Го́ричевой проводил Религиозно-философский и Культурно-просветительский семинары[6].

С 1975 печатался в эмигрантских изданиях — «Грани» (первая публикация — за подписью «Стихи анонимного поэта»), «Эхо», «Вестник РХД», «Кон­тинент», «Двадцать два», «Третья волна», «Стрелец», «Новое русское слово» (Нью-Йорк), в журнале «А-Я» (статья о художнике Ю. Дышленко).

Основной теоретик ленинградского андеграунда. Автор самых принципиальных и наиболее часто цитируемых статей по истории и проблематике «второй культуры», ленинградской и московской неофициальной литературе[5]. Первый лауреат премии Андрея Белого за 1978 год.

При огромных физических ограничениях, накладываемых пережитой болезнью, обладал неукротимой энергией и смелостью, подчас вызывающей и провокационной. Сама действительность требовала преображения, она и преображалась в непрерывном труде воплощения и в рассказах, легко обретающих возможные или трудно представимые очертания. Сам характер обладал немного насмешливой, порой инфантильной, но заразительной силой и изобретательностью. Постоянно изобретались все новые и новые формы противостояния советской власти и советской литературе, от профсоюза неофициальных писателей до все новых форм социализации и самовыражения андеграунда. Был, безусловно, тщеславным, хотя к этому тщеславию часто промешивалась смягчающая ее детскость, какая-то обаятельная наивность, но свой статус, свое конкуретное преимущество всегда отстаивал с азартом, который далеко не всем нравился.

Наталия Ковалева, филолог, сценарист-драматург, журналист:

Он был какой-то непотопляемый, хотя сколько раз любой другой сломался бы на его месте. Хромой, проведший детство в санаториях, а отрочество — в обычных пионерских лагерях, где приходилось бороться за выживание. Дети — жестокий народ, а палка — такая потеха. Можно задразнить до смерти. Но палка, как оказалось, еще и оружие обороны, а способность интересно рассказывать завораживала потенциальных противников. Вот эта способность завораживать и привораживать осталась у него на всю жизнь. [16].

Давление КГБ

[править | править код]

Находился под непрерывным и кропотливым давлением КГБ, которое, однако, воспринималось как опасная игра с непонятным итогом. С ним проводились частные беседы, многократные попытки вербовки, предлагались варианты компромиссов, неизменно отвергаемые. В какой-то степени силе протеста добавляла мысль, что отправить в лагерь инвалида будет слишком затратно для репутации советской власти, но КГБ арестовывало и инвалидов. Более всего КГБ занимал даже не самиздат, а публикации за рубежом, а он был одним из самых публикуемых авторов ленинградской неофициальной литературы в эмигрантских изданиях.

Татьяна Горичева, философ, соредактор самиздатского журнала «37», критик:

Говорили, что все кагэбэшники, все стукачи в пятницу вообще собираются у нас, в квартире 37, что можно везде рассказывать антисоветские анекдоты, потому что всё КГБ сидит у нас. Бывало столько народу, что мы, конечно, не могли вообще никак понять, кто и что. И еще мы с ним делали журнал «37», на машинках печатали, совсем на тоненькой бумаге. И по всей квартире были разложены эти бумажки, и мы с Кривулиным собирали. Всё это бесплатно делали, какие-то девушки-машинистки приезжали со всех городов. У нас не было ни дня, ни ночи[9].

Наталия Ковалева, филолог, сценарист-драматург, журналист:

Власти его сильно недолюбливали. Он был диссидентом, вокруг него всегда собиралось много подозрительных людей; КГБ присматривал за ним, но не арестовывал, вероятно, по причине его инвалидности и известности за границей...[16]

После назначения на пост руководителя ленинградского КГБ О. Калугина давление усилилось. И в итоге серии обысков и угроз ареста вынужден был прекратить в 1981 издание журналов «37» и «Северная почта». При этом отказался от предложения КГБ возглавить литературное объединение при ленинградском Союзе писателей, но в Клуб-81 вступил, организуя на его сцене ряд принципиальных чтений, в том числе с группой ЕПС (В. Ерофеев, Д.А, Пригов, В. Сорокин) и другими представителями московского андеграунда [17].

На протяжении нескольких десятилетий, предшествующих перестройке, негласно конкурировал за звание первого поэта Ленинграда с Еленой Шварц. И это при почти отсутствующей критике в неофициальной культуре, где оригинальных авторов было, по крайней мере, на порядок больше, чем критиков (если не считать критические статьи Б.И. Иванова, часто подвергавшиеся упрекам в поверхностности и голословности). Оценка шла по прихотливым параметрам, в числе которых число публикаций в эмигрантских изданиях, упоминаний по «голосам», впоследствии числу переводов, наличию и представительности групп поддержек (читай: число приходящих на квартирные чтения). Кривулина отличало то, что, одновременно, ставилось ему в укор, социальность (в отличие от эзотерики и мистики стихов Шварц), политическая обостренность (возросшая в перестройку), историчность и особая складка социальности (в противовес метафоричности у Шварц). При том, что среди автоописаний чаще всего встречалась метафорическая формула «свертки исторического опыта в личное слово», различные вариации «культурной памяти» (Мандельштам), поэзии «как разговора самого языка» (с отчетливой отсылкой к теориям Хайдеггера). Характерно название одного так и не созданного объединения, предлагавшегося автором «Элита» (экологическая литература, литература как страхованная сетка социум). Критиками варьировались (и варьируются) различные способы акцентов на историчности (историзме) стихов Кривулина, его способности видеть и подавать эту историчность одновременно в восприятии изнутри и извне.

Елена Тета, филолог, литертауровед:

важный аспект новаторства Кривулина заключается в том, что ему удается передать в своей поэзии современное понимание истории (по Козеллеку) в ее двойственности субъекта и объекта, в одновременном проживании исторической реальности и рефлексии на нее[18].

Ольга Седакова, поэт, литературовед, критик:

Трудна ее (поэзии Кривулина) новизна: она лежит не в тех областях, где привычно ожидают встретить новое – и где его уже давно не может быть: в каких-то «находках», «концепциях», разрушениях и смещениях норм и форм и т.п. Новизна, которая в самом деле необходима, связана с какой-то вестью (говоря по-мандельштамовски: «Не бумажные дести, а вести») о нашем положении в мире, который современный художник переживает как сверхисторический или постисторический. Ирония, патетическое проклятие, гротеск, холодная игра – все эти позиции отторжения истории стали отчетливо рутинными. Предложение Кривулина я назвала бы возвращением теплоты – но уже осознанной, знающей теплоты. Знающей, что утрата очеловечивает и мучение приобщает к «сердцу Мира»[7].

Виктор Кривулин:

О себе писать стыдно, и тем не менее я всю сознательную жизнь этим занимаюсь, избрав медитативную элегию в качестве преимущественного жанра, может быть, потому, что в других разновидностях словесной деятельности "я" пишущего не так существенно[19].

Однако после перестройки вес поэзии Кривулина в глазах критики существенно снизился на фоне, напротив, выросшей славы московских концептуалистов, в то время как им в результате трансформации своего поэтического способа говорения удавалось достичь (после довольно декларативного и публицистичного периода в рамках стратегии расширения читательской аудитории в первой половины 1990-х) нового и вполне своеобычного звучания поэтического высказывания. Что, безусловно, легло тенью на восприятие им поэтического процесса и, возможно, послужило причиной дополнительного интереса к политике и другим сферам.

Отношение к московском концептуализму

[править | править код]

Отношения с поэтами московского концептуализма менялись в зависимости от ситуации. На первом этапе, пока известность и слава московских концептуалистов были невелики, являлся одним из главных пропагандистов поэтики и практик концептуалистов внутри ленинградского андеграунда, что соответствовало собственной критике ленинградской неофициальной поэзии как слишком традиционной и остающейся в рамках классического канона.

Виктор Кривулин:

Не стану скрывать, что испытал известное влияние московских концептуалистов (Пригов, Рубинштейн) - впрочем, не столько литературное, сколько человеческое. Пишу - квантами, объединяя тексты в небольшие сборнички (нечто среднее между стихотворным циклом и поэмой), которые, в свою очередь, самопроизвольно сливаются в более обширный текст, организованный скорее по законам архитектурной и музыкальной композиции, нежели по собственно литературным правилам[19].

Однако после перестройки, когда московские концептуалиста были подняты как символ и самое высшее достижение современной культуры, стал критиковать концептуалистов за повторы сюжетов и приемов, слишком жесткую привязку к обстоятельствах советской культуры и истории. Ревниво отстаивая вариант локальной ценности практик концептуалистов, остающихся внутри советского пространства и теряющих слишком много при выходе за его пределы[20] .

После перестройки

[править | править код]

С эпохи перестройки — многолетний колумнист газеты Frankfurter Allgemeine Zeitung . В 1988-89 годах читал лекции в Париже. При поддержке А. Хвостенко снял фильм о жизни русской эмиграции во Франции для ленинградского телевидения. Сотрудничал с газетой «Русская мысль»[21], радио «Свобода», «Немецкой волной», русской службой BBC.

Со студенческой скамьи дружил с сербскими поэтами, славистами, переводчиками. В качестве журналиста ездил на войну в Боснию.

Писал рассказы, литературоведческие и критические статьи, эссе. Написал роман «Шмон» (1980, первая публикация «Вестник новой литературы» №2, несколько глав вышло также во втором томе трехтомной антологии «Коллекция», составленной Б. Ивановым — СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2003)[22].

Последние годы

[править | править код]

В последние годы жизни активно занимался политической журналистикой и политикой, стал одним из участников избирательного блока «Северная столица», возглавляемого Г. В. Старовойтовой.

После перестройки публиковался в таких изданиях как «Арион», «НЛО», «Вестник новой литературы», «Знамя», «Неприкосновенный запас», «Октябрь», «Нева», «Волга», «Звезда» и др.

Автор десяти книг стихов [7] (две из них — в переводе на немецкий и финский), книг эссеистами и статей, ряда ранних рассказов, опубликованных в том числе в журнале «Континент» № 56, 60 за 1976 год.

Стихи переведены на немецкий, финский, польский, шведский, венгерский, итальянский, голландский и японский языки. Сам переводил с английского, с финского и шведского.

Первые книги под одинаковым названием «Стихи» (1981 и 1988) вышли в Париже, затем последовали поэтические сборники «Обращение» (1990), «Концерт по заявкам» (1993 — 1-e изд.; 2001 — 2-е изд.), «Последняя книга» (1993), «Предграничье» (1994), «Requiem» (1998), «Купание в иордани» (1998), «Стихи юбилейного года» (2001), «Стихи после стихов» (2001). Посмертно вышел ряд книг стихов, в том числе 1970-х «Композиции» (2010) и «Ангел войны» со стихами 1967–2000 годов.

В 2024 в издательстве Ивана лимбах вышли два первых тома трехтомника «Стихи (1964–1984)» и «Проза».

Умер после тяжелой болезни, неоперабельного рака лёгкого. Похоронен на Смоленском православном кладбище Санкт-Петербурга.

Михаил Берг, писатель, литературовед, критик:

Кривулин для меня – главный поэт нашей эпохи, наравне c Приговым, и более важный, чем Бродский, Аронзон и некоторые не менее сильные поэты. Его историзм, его ветвистая образная система, собирающая под увеличительным стеклом столь мелкие и точные социально узнаваемые детали, столь осторожное сочетание просторечия с приперченной иронией цитатами высокого стиля, эта серьезность в отношении к другому и титаническая вера в себя, заслуживают внимания любой интенсивности[5].

Личная жизнь

[править | править код]

Первая жена Анна Кацман[23].

Вторая жена Татьяна Го́ричева до её эмиграции в 1980 году:

С Кривулиным мы развелись быстро. Не потому, что мы как-то так жутко рассорились, а просто мое православие было очень суровым, а Кривулинское православие пошло в какое-то, как мне тогда казалось, легкомыслие. То есть, он постов не соблюдал, а это очень важно для новоначальных. Я до миллиметра страстно хотела быть совершенной и быть в послушании… И я как-то с Кривулиным просто уже перестала разговаривать, взяла и ушла. Нет, он и поддерживал наше женское движение, мы дружили, но брака никакого не было. Потом он скончался. Он — великий человек, конечно… [9].

Третья жена - Светлана, от которой сын Лев, погибший за год до смерти отца.

Четвертая жена Наталия Ковалева[16].

Пятая — филолог Ольга Кушлина, подготовившая вместе с М. Шейнкером трехтомное собрание сочинений поэта[24] .

Библиография

[править | править код]

Публикации Виктора Кривулина

[править | править код]
  • Кривулин Виктор. Стихи. — Париж: Ритм, 1981. — 62 с.
  • Кривулин, Виктор. Стихи. — Париж, Ленинград: Беседа, 1988. — Т. 1,2. — 150, 205 с.
  • Кривулин Виктор. Обращение. — Л.: Советский писатель, 1990. — 64 с. — ISBN 5-26501-283-4.
  • Кривулин Виктор. Концерт по заявкам. Три книги стихов трех последних лет (1990-1992) = Послесловие автора: Эссе «Охота на мамонта, или Нищета Петербурга на фоне ленинградского нищенства» / Худож. Анатолий Васильев. — СПб.: Приложение к журналу «Петрополь», 1993. — 99 с. — («Петербургское соло». Вып. 8). — Первые 100 экз. нумерованы и подписаны автором, раскрашены художником; 1000 экз. — ISBN 5-7282-0037-0.
  • Кривулин Виктор. Предграничье: Тексты 1993—94 гг.. — СПб.: Борей-арт, 1994. — 52 с. — ISBN 5-7287-0122-9.
  • Кривулин Виктор. Requiem. — М.: АРГО-РИСК, 1998. — 20 с. — ISBN 5-900506-84-3.
  • Кривулин Виктор. Купание в иордани. — СПб.: Пушкинский фонд, 1998. — 80 с. — (Автограф). — ISBN 5-89803-020-4.
  • Кривулин Виктор. Охота на мамонта. — СПб.: Русско-Балтийский информационный центр «БЛИЦ», 1998. — 333 с. — (Русский Пен-Клуб). — ISBN 5-86789-073-2.
  • Кривулин Виктор. Стихи юбилейного года. — М.: ОГИ, 2001. — 80 с. — (Поэтическая серия клуба «Проект ОГИ»). — ISBN 5-94282-020-1.
  • Кривулин Виктор. Концерт по заявкам. Три книги стихов трех последних лет (1990-1992) = Послесловие автора: Эссе «Охота на мамонта, или Нищета Петербурга на фоне ленинградского нищенства» / Худож. А. Васильев. — 2-е издание.. — СПб.: Издательство Фонда русской поэзии, 2001. — 109 с. — 1000 экз. — ISBN 5-89108-061-3.
  • Кривулин Виктор. Стихи после стихов. — СПб.: Петербургский писатель; Русско-Балтийский информационный центр «БЛИЦ», 2001. — 144 с. — (Русский Пен-Клуб). — ISBN 5-86789-135-6.
  • Кривулин Виктор. Композиции. — М.: АРГО-РИСК; Книжное обозрение, 2009. — 104 с. — (Книжный проект журнала «Воздух», вып.46; «In Memoriam», вып.3). — ISBN 5-86856-189-9.
  • Кривулин Виктор. Воскресные облака. — СПб.: Пальмира, 2017. — 232 с. — (Часть речи). — ISBN 978-5-521-00139-2.
  • Кривулин Виктор. Стихи: 1964—1984. — Сост., послесл. и коммент. О. Б. Кушлиной и М. Я. Шейнкера. — СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2023. — 552 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-89059-514-0.
  • Кривулин Виктор. Проза. — Сост., послесл. и коммент. О. Б. Кушлиной и М. Я. Шейнкера. — СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2023. — 296 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-89059-515-7.
Антологии
  • Русская поэзия. XX век. Антология. — Под редакцией В. А. Кострова. [В. Кривулин; биб. справ. — C. 743—744: Метампсихоза. Непростое время. Говорящая птичка. На языке флажков. Реквием. (Стихи)]. — М.: ОЛМА—ПРЕСС, 1999. — 926 с.; В пер.; ил.; 11 000 экз. — ISBN 5-224-00134-X
  • Лауреат премии им. Андрея Белого (1978)
  • Лауреат премии Всесоюзного конкурса верлибра (Калуга, 1989)
  • Лауреат Пушкинской премии-стипендии фонда Топфера (ФРГ, 1990)

Примечания

[править | править код]
  1. 1 2 3 4 Архив изобразительного искусства — 2003.
  2. 1 2 3 4 Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги / под ред. Н. Н. Скатов — 2005. — ISBN 5-94848-262-6
  3. 1 2 Deutsche Nationalbibliothek Record #142250716 // Gemeinsame Normdatei (нем.) — 2012—2016.
  4. Кривулин, Виктор Борисович Книжная лавка писателей, 2004
  5. 1 2 3 4 Михаил Берг Несколько соображений к биографии В. Кривулина Архивная копия от 10 августа 2021 на Wayback Machine
  6. 1 2 3 4 Б. И. Иванов. Виктор Кривулин – поэт российского Ренессанса (1944—2001) НЛО, №4, 2004.
  7. 1 2 3 Ольга Седакова Памяти Виктора КривулинаНЛО №6, 2001
  8. Е. Игнатова. Обернувшись... Иерусалимская антология, 2009.
  9. 1 2 3 4 К. Лученко, Т. Горичева. [https://www.pravmir.ru/tatyana-goricheva-iz-komsomola-v-ekszistencializm/ Из комсомола в экзистенциализм ] Правмир - 20/03/2014.
  10. С. Савицкий Андеграунд (история и мифы ленинградской неофициальной литературы НЛО, 2002.
  11. Г. Сапгир. Неофициальная поэзия. Антология. САПГИР об авторах и группах rvb.ru - 1993.
  12. А. Житенев Виктор Кривулин как теоретик «неофициальной» культуры (1976—1984) Textonly, #41 (1'14) - 2012.
  13. Магическое дыхательное знание. Виктор Кривулин. Дата обращения: 13 августа 2021. Архивировано 13 августа 2021 года.
  14. Поэзия - это разговор самого языка (беседа с критиком А. Кулаковым НЛО, 1997.
  15. Т. Хайрулин. Категория "спиритуальности" в критических статьях В. Кривулина Вестник Санкт-Петербургского университета. Язык и литература. 2018. Т. 15. Вып. 1. C. 147-155.
  16. 1 2 3 Наталья Ковалева. Человек-праздник, человек-миф, мальчик с дудочкой... (воспоминания о поэте Викторе Кривулине (1944 — 2001). Литературная кухня — 17/03/2017.
  17. М. Берг. АТД и КГБ: Аркадий Драгомощенко во второй культуре Горький - 2021.
  18. Елена Тета. Виктор Кривулин: поэзия традиции и новизны Лефтер, 18/06/2013
  19. 1 2 Виктор Кривулин о себе Вавилон: Вестник молодой литературы. Вып. 2 (18). - М.: АРГО-РИСК, 1993.
  20. Михаил Берг Кривулин и Пригов Архивная копия от 10 августа 2021 на Wayback Machine
  21. Литературная кухня. Человек-праздник, человек-миф, мальчик с дудочкой… Дата обращения: 20 марта 2023. Архивировано 20 марта 2023 года.
  22. Виктор Кривулин. Премия Андрея Белого. Дата обращения: 17 февраля 2024.
  23. Н. Стеркина. В обнимку с веселым скелетом (Тревожащий Виктор Кривулин и его свертка опыта в линейное слово) Независимая газета, 13/07/2023
  24. Д. Волчек. След погасшего слова. Три тома и три поэтики Виктора Кривулина Радио "Свобода", 24/02/2024

Литература

[править | править код]
  • Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / В. Казак ; [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.
  • Иванов, Борис. Виктор Кривулин - поэт российского Ренессанса (1944-2001) // Петербургская поэзия в лицах : очерки / Иванов, Борис, сост. — Москва: Новое литературное обозрение, 2011. — С. 293—368. — 392 с. — ISBN 9785867937980.
  • Павел Крусанов, Наль Подольский, при участии А. Хлобыстина и С. Коровина. Беспокойники города Питера. — Санкт-Петербург: Амфора, 2006. — С. 154—177. — 302 с. — ISBN 5-367-00173-4.
  • Josephine von Zitzewitz. Poetry and the Leningrad Religious-Philosophical Seminar 1974-1980. Music for a Deaf Age / Managing Editor Dr Graham Nelson. — Cambridge: Legenda: Modern Humanities Research Association and Routledge, 2016. — 243 p. — ISBN 978-1-909662-92-6.