Эффект опознаваемой жертвы

Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Перейти к навигации Перейти к поиску

Эффект опознаваемой жертвы — разновидность когнитивного искажения, суть которого в том, что среди людей существует тенденция оказывать более щедрую помощь отдельному индивиду (жертве), чьи затруднительные жизненные обстоятельства можно наблюдать напрямую, нежели неопределённой группе лиц с аналогичными проблемами[1]. По подобному принципу этот эффект также наблюдается при присвоении большей меры ответственности правонарушителю, чья личность была установлена, даже если его личность не несёт никакой значимой информации для дела[2]. Среди конкретных примеров можно указать Дело Димы Яковлева, чья смерть после усыновления его гражданами из США послужила поводом для принятия закона, одна из поправок которого запрещает усыновление гражданами США детей из российских детдомов.

Происхождение[править | править код]

В научном исследовании Карен Дженни (англ. Karen Jenni) и Джорджа Лёвенштейна первое упоминание сути этого эффекта приписывается американскому экономисту Томасу Шеллингу[1].

Обоснование[править | править код]

Правдоподобность[править | править код]

Как следует из названия, личность жертвы определена, что в свою очередь создаёт ситуацию, в которой симпатизирующая сторона с большей вероятностью будет отождествлять себя с ней, а значит и может приложить большие усилия по оказанию помощи. Зачастую медиа транслируют историю жертвы в реальном времени, где показывают его/её беспомощное положение с большим количеством графической информации, наращивая интерес к ситуации и общую осведомлённость о ней. Согласно исследованиям, абстрактные статистические данные вызывают меньшую симпатию со стороны людей, чем живо поданная история отдельного индивида[3].

Уверенность и неуверенность[править | править код]

Ещё одно отличие между статистическими и определёнными жертвами заключается в том, что среди людей наблюдается тенденция к избеганию утрат, угроза которых установлена со стопроцентной вероятностью, чем с статистическими жертвами, которые находятся в категории потенциально возможных[1]. Хорошим примером служит инцидент в Колорадо с воздушным шаром. Когда широкая общественность услышала эту историю из СМИ, то осознание реальной угрозы смерти для шестилетнего мальчика вызвала очень широкий общественный резонанс, и побудила людей к активным мерам по разрешению ситуации.

Размер референтной группы[править | править код]

Общественное восприятие риска зависит от размера референтной группы, к которой этот риск относится, а также от абсолютного размера риска[4]. Соответственно, чем больше процент от референтной группы находиться в группе риска, там больше публичного внимания получит ситуация. Например, в контексте общего количества потенциальных жертв авиакатастроф, 120 человек из миллионов — это статистика, не вызывающая большого интереса у широкой публики. Однако если внимание сосредоточено на отдельном самолёте, в котором 120 пассажиров, то эти 120 человек превращаются в собственную референтную групп, в результате чего пропорция потенциальных жертв от общего числа людей в референтной группы возрастает до максимума, превращая эту группу в опознаваемую жертву[1].

Оценка ex post vs ex ante[править | править код]

Решение принять меры по спасению индивида обычно происходит после эскалации ситуации или ex post, в то время как решение о спасении статистических жертв принимается перед этой самой эскалацией, то есть ex ante[5]. В связи с этим люди чаще видят реальный риск в ситуации с опознаваемой жертвой и ощущают большую личную ответственность. Когда у жертвы есть личная история, и бездействие приведёт к потере, то у людей возникает чувство ответственности, и риск оказаться виновными[5].

Критика[править | править код]

В исследовательской среде природа опознаваемой личности подверглась сомнению. Была высказана идея о том, что важен не сам факт возможности отождествлять себя с жертвой, а отдельные черты как пол, возраст, род занятий и т.д. Соответственно велись споры о том, что симпатию вызывают именно эти отдельные черты, с которыми себя отождествляют люди, а не сам факт наличия этих черт[6].

Обратный эффект[править | править код]

В отдельных случаях опознаваемость жертвы может привести к ситуации, где общественная симпатия и помощь будут наоборот уменьшены. В основном это касается ситуаций, в которых установлено, что жертва сама виновата в возникшей проблеме. Например, большую симпатию вызовет ребёнок, рождённый с ВИЧ, чем человек, получивший этот вирус сам при каких-либо обстоятельствах[7].

Индивидуальный эффект[править | править код]

Исследования предполагают, что эффект вступает в силу только в случае отдельных индивидов, и не приносит большего отклика в случае с опозноваемой группой жертв[7]. В 2005 году было проведено исследование, целью которого было выявить насколько охотно люди пожертвуют деньги группе из 8 серьёзно больных детей, чем каждому по отдельности. Результат показал, что опознанные по отдельности дети вызывали большую жалость и привлекли больше денег, чем идентификация группы в целом[8].

См. также[править | править код]

Примечания[править | править код]

  1. 1 2 3 4 Karen Jenni, George Loewenstein. Explaining the Identifiable Victim Effect (англ.) // Journal of Risk and Uncertainty. — 1997. — May (vol. 14, iss. 3). — P. 235–257. — ISSN 0895-5646. — doi:10.1023/a:1007740225484. Архивировано 1 июня 2018 года.
  2. Deborah A. Small, George Loewenstein. The devil you know: the effects of identifiability on punishment (англ.) // Journal of Behavioral Decision Making. — 2005. — 12 December (vol. 18, iss. 5). — P. 311–318. — ISSN 1099-0771. — doi:10.1002/bdm.507. Архивировано 17 марта 2017 года.
  3. Nisbett, R. E. Human inference : strategies and shortcomings of social judgment. — Englewood Cliffs, N.J, 1980. — xvi, 334 p. — ISBN 9780134451305.
  4. Slovic P., Fischhoff B., Lichtenstein S. Facts and Fears: Understanding Perceived Risk // Societal Risk Assessment: How safe is safe enough? (англ.) / R. C. Schwing & W. A. Albers, Jr. (Eds.). — New York: Plenum Press, 1980. — P. 181-214.
  5. 1 2 Milton C. Weinstein, Donald S. Shepard, Joseph S. Pliskin. The Economic Value of Changing Mortality Probabilities: A Decision-Theoretic Approach (англ.) // The Quarterly Journal of Economics. — 1980. — 1 March (vol. 94, iss. 2). — P. 373–396. — ISSN 0033-5533. — doi:10.2307/1884546. Архивировано 25 февраля 2021 года.
  6. Deborah A. Small, George Loewenstein. Helping a Victim or Helping the Victim: Altruism and Identifiability (англ.) // Journal of Risk and Uncertainty. — 2003. — 1 January (vol. 26, iss. 1). — P. 5–16. — ISSN 0895-5646. — doi:10.1023/a:1022299422219. Архивировано 2 июня 2018 года.
  7. 1 2 Tehila Kogut, Ilana Ritov. The “identified victim” effect: an identified group, or just a single individual? (англ.) // Journal of Behavioral Decision Making. — 2005. — 13 July (vol. 18, iss. 3). — P. 157–167. — ISSN 1099-0771. — doi:10.1002/bdm.492. Архивировано 23 октября 2016 года.
  8. Kai Chi Yam, Scott J. Reynolds. The Effects of Victim Anonymity on Unethical Behavior (англ.) // Journal of Business Ethics. — 2016. — June (vol. 136, iss. 1). — P. 13–22. — ISSN 0167-4544. — doi:10.1007/s10551-014-2367-5. Архивировано 11 июня 2018 года.